Франко-польское сближение: хорошо забытое старое
Ведущий эксперт Центра стратегических исследований ИМВЭС НИУ ВШЭ Алексей Чихачёв опубликовал на сайте Международного дискуссионного клуба "Валдай" аналитическую статью о потенциале и перспективах франко-польского сближения.
Пока в Москве 9 мая проходили торжественные мероприятия с участием лидеров мирового большинства, противоположная сторона тоже не сидела сложа руки. Так, в тот же день в городе Нанси президент Франции Эммануэль Макрон и премьер-министр Польши Дональд Туск подписали двустороннее соглашение о дружбе и усиленном сотрудничестве, охватывающее широкий спектр тем от взаимной обороны и взаимодействия внутри ЕС до культурно-образовательных контактов. Данный шаг оказался отчасти в тени последующих событий вроде визита европейских лидеров в Киев и их требований о прекращении огня, а также ответа России о возобновлении переговоров. Однако само по себе Нансийское соглашение выглядит весьма примечательным в контексте того, как сейчас выстраиваются стратегические приоритеты Парижа на европейском направлении и какая роль в них отводится диалогу с Варшавой.
С одной стороны, для нынешней французской дипломатии весьма характерна практика заключения «больших» договоров с отдельными государствами ЕС. Ещё в 2019 году Пятая республика обновила Елисейский договор 1963 года об историческом примирении с Германией, подписав Ахенское соглашение. В 2021 году последовал Квиринальский трактат с Италией, ещё два года спустя – Барселонский договор с Испанией. Составленные по одинаковому шаблону, все они использовались Парижем для того, чтобы лишний раз закрепить проевропейский курс каждого государства-подписанта, а заодно создать систему договорённостей, центральным звеном которой оказался бы он сам.
Кроме того, по мере снижения динамики во франко-германском тандеме при канцлере Олафе Шольце в Елисейском дворце испытывали всё больший интерес к поиску других собеседников по ключевым вопросам функционирования ЕС, созданию альтернативных геополитических конструкций, за счёт которых в идеале можно было бы уравновесить ФРГ. Таковым гипотетически мог бы стать «треугольник» с участием Рима или даже «квадрат» при подключении Мадрида. В этом смысле Польша выступает ещё одним перспективным вариантом, тем более что совместный минилатеральный формат («Веймарский треугольник» Париж – Берлин – Варшава) пусть и не без перерывов, но функционирует с конца 1990-х годов. Показательно, что все перечисленные страны относятся к числу наиболее крупных держав ЕС: налаживая особые связи с каждой из них, Франция рассчитывает укрепить межправительственный уровень управления Евросоюзом в дополнение к наднациональному.
С другой стороны, в истории и современности для Франции многое сошлось именно на Польше. Город Нанси выбран для подписания не случайно, поскольку тесно связан с судьбой Станислава Лещинского, чью кандидатуру на польский престол в 1730-е годы Париж активно поддерживал, соперничая в этом вопросе с Россией. Традиционно достаточно велика во Франции польская диаспора, начавшая перебираться туда после утраты независимости своей страны и увидевшая шанс на её восстановление, в частности, под знамёнами Наполеона Бонапарта. В 1920–1930-е годы Париж высоко оценивал значение Польши как части «санитарного кордона» против СССР. Прекраснодушные симпатии французских элит к свободе польского народа каждый раз сопровождались практичным расчётом на существование у границ России агрессивно настроенного соседа, за счёт которого имелась бы возможность создавать для той дополнительные сложности.
Наконец, с 2022 года, когда Париж вновь поставил перед собой задачу сдерживания Москвы, с его стороны стал заметен интерес к стратегическому проникновению на восточные рубежи НАТО – расширению собственного присутствия и сближению с «фронтирными» странами. Судя по материалам ведущих французских аналитических центров, внешнеполитические и экспертные круги во Франции считают, что к середине следующего десятилетия Польша, возможно, превратится в наиболее крупную военную силу в составе ЕС. Соответственно, по их логике, налаживать с ней тесные контакты необходимо уже сейчас, добиваясь того, чтобы её оборонное строительство развивалось в русле европейской оборонной интеграции (которую Польша привыкла ставить ниже по сравнению с НАТО). Тем самым она станет третьим ключевым партнёром Франции в Восточной Европе после Эстонии и Румынии – и несопоставимо более ценным по своему совокупному потенциалу. Окно возможностей для диалога выдалось подходящее: первая половина 2025 года проходила под польским председательством в Совете ЕС, а в самой Варшаве у руля не правоконсервативная «Право и справедливость», а умеренная «Гражданская платформа». Той, в свою очередь, тоже не помешает крупный дипломатический шаг в преддверии майских президентских выборов.
С содержательной точки зрения Нансийский договор, хотя во многом напоминает Ахенский, Квиринальский и Барселонский, содержит ряд характерных нюансов. Во-первых, уже в преамбуле Франция по сути поддержала польскую линию на искажение памяти о Второй Мировой войне: фраза о «совместной борьбе с тоталитарными режимами» явно отсылает к концепции «двух тоталитаризмов», пропагандируемой Варшавой. Во-вторых, стороны подчеркнули роль НАТО как «основы коллективной безопасности» и взяли курс на укрепление его «европейской опоры», считая европейскую оборонную идентичность и трансатлантическую солидарность взаимодополняющими, а не противоречащими сюжетами. В-третьих, участники соглашения условились о том, что процесс «расширения ЕС является геостратегическим вкладом в мир, безопасность, стабильность и процветание Европы», явственно намекая на желательное, с их точки зрения, вступление Украины в Евросоюз. В-четвёртых, Париж и Варшава не забыли сделать выпад в адрес Белоруссии, договорившись противостоять использованию миграций в качестве «инструмента гибридных действий» (в чём польская сторона обвиняла Минск четыре года назад). В-пятых, среди многочисленных сфер двустороннего сотрудничества обращает на себя внимание мирный атом: за абстрактными формулировками скрывается давнее желание сформировать энергоальянс без участия Германии за счёт строительства французами АЭС в Польше.
Наибольшей же интригой, назревшей перед Нансийским соглашением, был вопрос о распространении ядерного зонтика Пятой республики. В последние месяцы президент Макрон неоднократно делал пространные заявления о том, что французская стратегия сдерживания имеет европейское измерение, из чего могло следовать, что страны Центральной и Восточной Европы в какой-то момент тоже будут взяты ею под защиту (или даже примут на своей территории часть французского тактического арсенала). Впрочем, текст договора мало прояснил в этом отношении, включив в себя лишь рыхлые гарантии о взаимопомощи «в том числе военными средствами», – что не отменяет возможности более чётких непубличных договорённостей. Параллельно сделан упор на выработку общей стратегической культуры, проведение учений обычных вооружённых сил, борьбу с киберугрозами и поощрение принципа европейской предпочтительности в оборонной промышленности. При общей размытости этих обещаний пока непонятно, как, например, последний тезис будет сочетаться с реальным положением вещей, когда в бронетанковой отрасли Польша закупает южнокорейскую технику и хотела бы локализовать её производство.
Комментируя факт подписания Нансийского договора, французский министр-делегат по делам Европы Бенжамен Хаддад заявил, что для Парижа «Польша – это партнёр, которым слишком долго пренебрегали»; это страна «на первой линии противостояния российской угрозе», «крупный» и «быстро растущий» игрок. При всех понятных реверансах в адрес контрагента подобная линия вполне предсказуема. За время президентства Макрона внешняя политика Франции прошла через ряд чувствительных неудач: кризис стратегии в Африке, частичную потерю позиций на Ближнем Востоке, трудности в продвижении своего проекта для Индо-Тихоокеанского региона. На этом фоне европейское направление, редуцированное до противостояния с Россией, остаётся единственным вектором, где французский лидер, уходящий в отставку через два года, ещё рассчитывает добиться какого-то результата. Возлагая надежды на Варшаву и Киев как на «бастионы» против Москвы, Париж возрождает давние упрощённые схемы из истории своей внешней политики, – хотя те раз за разом тоже завершались провалом. Пытаясь объединить в связную стратегию свою инициативу об отправке контингентов на Украину, раскручивание военной политики ЕС, продолжение поддержки ВСУ, а теперь и явную ставку на Польшу, французская дипломатия при позднем Макроне лишь усиливает свой крен в сторону атлантизма, приобретая статус едва ли не главной антироссийской силы в Европе.
Статья на сайте.